Вася
Мне было лет под тридцать, а деду – под девяносто. Отличаясь отменным здоровьем и здравым умом, он часто говорил:
«Ах... Что я тут делаю? Уже все мои друзья давным-давно там... Ах...»
Я глядел на него и думал, а сколько их было – тех друзей? Сотни? Тысячи?
Уже давно деда нет, да и сам я уже не юноша, и почему-то все чаще и чаще всплывают в памяти образы тех случайных, а, может, и намеченных мне судьбой людей, которых, возможно, уже и нет в живых. Но ведь они были... И было их немало...
Так уж в России повелось, если придется рассчитаться на первый-второй, то каждый второй имел возможность повышать свой жизненный опыт за забором. А если «особенно одаренный», то и не раз. И я не был исключением из этих вторых...
Конечно, никаким уголовником в прямом смысле этого слова, я не был, но шкодный характер,отсутствие такой нужной вещи, как рациональное мышление, и гипертрофированное понятие справедливости не могли пронести меня мимо.
Я ехал в трамвае и увидел, как милиционер пристает к молоденькой девчонке. Она, как могла, сопротивлялась. А он не унимался... Я подошел, отдернул его за кобуру и двинул в репу... Крик, шум, он при исполнении...
В общем...
«Ах... Что я тут делаю? Уже все мои друзья давным-давно там... Ах...»
Я глядел на него и думал, а сколько их было – тех друзей? Сотни? Тысячи?
Уже давно деда нет, да и сам я уже не юноша, и почему-то все чаще и чаще всплывают в памяти образы тех случайных, а, может, и намеченных мне судьбой людей, которых, возможно, уже и нет в живых. Но ведь они были... И было их немало...
Так уж в России повелось, если придется рассчитаться на первый-второй, то каждый второй имел возможность повышать свой жизненный опыт за забором. А если «особенно одаренный», то и не раз. И я не был исключением из этих вторых...
Конечно, никаким уголовником в прямом смысле этого слова, я не был, но шкодный характер,отсутствие такой нужной вещи, как рациональное мышление, и гипертрофированное понятие справедливости не могли пронести меня мимо.
Я ехал в трамвае и увидел, как милиционер пристает к молоденькой девчонке. Она, как могла, сопротивлялась. А он не унимался... Я подошел, отдернул его за кобуру и двинул в репу... Крик, шум, он при исполнении...
В общем...
Знакомство с Васей
В середине семидесятых по дальневосточным лагерям прошла череда бунтов. Со стрельбой... Особо отличившиеся зоны, где больше половины заключенных поубивали, стали расформировывать. Вот тут-то мои родители и подсуетились. Знакомство и деньги... И вот уже опять пересыльная тюрьма «Красная Пресня». Только, пока я до нее доехал, моя статья поменялась на «хулиганку», а « неполовинящяяся» и «неамнистирующая», превратилась в «стройки народного хозяйства», или, как говорили в народе – «химию»...
Вася был просто киношный Алеша Попович. Голубые глаза, румянец на пол-лица. Высок, широк и статен. Ходил вразвалку, степенно... И – силищи неимоверной. Богатырь былинный. Особым умом не выделялся, но назвать его дураком тоже было нельзя. О таких говорят – расторопный ярославский мужик. Не мудрость, но смекалка... Не логика, но чуйка... Юмор присутствовал, но тоже какой-то народный. Сродни частушке – никакой связи, но смешно.
« Мы не сеем, мы не пашем, а валяем дурака... С колокольни хером машем, разгоняем облака»
Меня препроводили на стройку в бригаду паркетчиков, где я с ним и познакомился. Коллектив был невелик, человек двенадцать, и вольнонаемный бригадир Новиков Александр Борисович. Типичный полицай с бегающими глазками, который все время, к месту и не к месту говорил:
«Ну, братцы... Ну что ж вы, братцы? Так, братцы, у нас ничего, братцы, не получится..Не будет с вас толка.... Братцы...»
И еще была у него тема – « что было, что есть и что будет?»
«Да, братцы, раньше-то все по другому было... И отношения, и еда... И одежда... Вот справил мне отец сапоги, и сносу им не было... Десять лет, а все, как новые. Я в них в город ходил. Двадцать километров в одну сторону»
Я ему:
«Так ты, Борисыч, в город-до, поди раза два ходил? Босиком? А сапоги на палке через плечо тащил, да натягивал их на первой улице?»
«Да, братцы, так-то оно так, а все одно... Или вот воздух! Чем нынче дышать-то? Бензин-керосин?.. А раньше – воздух чистый... Навозом пахнет... А сейчас? Эх, братцы...»
Эта тема «про говно» была ему особенно близка.
Гниловат был Борисыч, трусоват и вороват. Но все его хитрости по поверхности плавали. Да и внешне очень соответствовал. Ходил как-то боком, ссутулившись. Кепочка, телогреечка... А из- под кепочки - глазки хитренькие, прищуренные. И ручки такие, всегда подсогнутые. Грабельки, чтобы чего ни то загробастать.. Прямо про него:
«Щас возьмем мы в руки грабли и пограбим где-нибудь»...
Народ в бригаде помалкивал. Кто, чтобы УДо получить, кто – просто: чего с дерьмом вязаться – только вымараешься. Да, к тому же , он постукивал начальству.
Вася выколачивал свое УДо. А для Новикова такой богатырь был находкой. Через него, не впрямую, а «с запускалова» можно было на остальных давить...
« Вася! Ну это братцы не дело... Надо машину разгрузить, а вы, братцы, курите. А машина стоит. Вася? Не дело?»
Ну, Вася и расстарается.
Вот так оно и было, все по накатанном: Борисыч - Васе, Вася - коллективу, и шатко-валко текла жизнь строителей невольных. Пока в это болото не проник «вирус непокорный». И начала эта «конструкция» крениться.... И был этот «вирус» - я...
Поначалу к моей персоне отнеслись несерьезно.
«А-а... Поерепенится, повыеживается и угомонится... Обломаем...»
А напрасно!.. У меня на этот счет было мнение свое.
Я даже и сейчас понять не могу, почему Вася мне просто морду не набил? Он меня мог соплей перешибить. Но что-то его останавливало...
Вася:
«Давай, вставай... Пошли тес разгружать...»
«А это не моя работа. Пусть разгружают те, кому положено...»
Борисыч:
«Ну, Вася... Ну, братцы... Это не дело... Вася...»
Вася грозно:
«Идешь?»
«Нет!»
«Ну смотри!»
«Куда?»
«Сейчас договоришься...»
«Вася, ты мужик здоровый и драться я с тобой не буду... Я тебя просто – убью...»
Вася задумывается... Как-то странно смотрит на меня, поворачивается к остальным :
«Ну, а вы чего расселись? Встали! Пошли!»
И уходят...
Вася был просто киношный Алеша Попович. Голубые глаза, румянец на пол-лица. Высок, широк и статен. Ходил вразвалку, степенно... И – силищи неимоверной. Богатырь былинный. Особым умом не выделялся, но назвать его дураком тоже было нельзя. О таких говорят – расторопный ярославский мужик. Не мудрость, но смекалка... Не логика, но чуйка... Юмор присутствовал, но тоже какой-то народный. Сродни частушке – никакой связи, но смешно.
« Мы не сеем, мы не пашем, а валяем дурака... С колокольни хером машем, разгоняем облака»
Меня препроводили на стройку в бригаду паркетчиков, где я с ним и познакомился. Коллектив был невелик, человек двенадцать, и вольнонаемный бригадир Новиков Александр Борисович. Типичный полицай с бегающими глазками, который все время, к месту и не к месту говорил:
«Ну, братцы... Ну что ж вы, братцы? Так, братцы, у нас ничего, братцы, не получится..Не будет с вас толка.... Братцы...»
И еще была у него тема – « что было, что есть и что будет?»
«Да, братцы, раньше-то все по другому было... И отношения, и еда... И одежда... Вот справил мне отец сапоги, и сносу им не было... Десять лет, а все, как новые. Я в них в город ходил. Двадцать километров в одну сторону»
Я ему:
«Так ты, Борисыч, в город-до, поди раза два ходил? Босиком? А сапоги на палке через плечо тащил, да натягивал их на первой улице?»
«Да, братцы, так-то оно так, а все одно... Или вот воздух! Чем нынче дышать-то? Бензин-керосин?.. А раньше – воздух чистый... Навозом пахнет... А сейчас? Эх, братцы...»
Эта тема «про говно» была ему особенно близка.
Гниловат был Борисыч, трусоват и вороват. Но все его хитрости по поверхности плавали. Да и внешне очень соответствовал. Ходил как-то боком, ссутулившись. Кепочка, телогреечка... А из- под кепочки - глазки хитренькие, прищуренные. И ручки такие, всегда подсогнутые. Грабельки, чтобы чего ни то загробастать.. Прямо про него:
«Щас возьмем мы в руки грабли и пограбим где-нибудь»...
Народ в бригаде помалкивал. Кто, чтобы УДо получить, кто – просто: чего с дерьмом вязаться – только вымараешься. Да, к тому же , он постукивал начальству.
Вася выколачивал свое УДо. А для Новикова такой богатырь был находкой. Через него, не впрямую, а «с запускалова» можно было на остальных давить...
« Вася! Ну это братцы не дело... Надо машину разгрузить, а вы, братцы, курите. А машина стоит. Вася? Не дело?»
Ну, Вася и расстарается.
Вот так оно и было, все по накатанном: Борисыч - Васе, Вася - коллективу, и шатко-валко текла жизнь строителей невольных. Пока в это болото не проник «вирус непокорный». И начала эта «конструкция» крениться.... И был этот «вирус» - я...
Поначалу к моей персоне отнеслись несерьезно.
«А-а... Поерепенится, повыеживается и угомонится... Обломаем...»
А напрасно!.. У меня на этот счет было мнение свое.
Я даже и сейчас понять не могу, почему Вася мне просто морду не набил? Он меня мог соплей перешибить. Но что-то его останавливало...
Вася:
«Давай, вставай... Пошли тес разгружать...»
«А это не моя работа. Пусть разгружают те, кому положено...»
Борисыч:
«Ну, Вася... Ну, братцы... Это не дело... Вася...»
Вася грозно:
«Идешь?»
«Нет!»
«Ну смотри!»
«Куда?»
«Сейчас договоришься...»
«Вася, ты мужик здоровый и драться я с тобой не буду... Я тебя просто – убью...»
Вася задумывается... Как-то странно смотрит на меня, поворачивается к остальным :
«Ну, а вы чего расселись? Встали! Пошли!»
И уходят...
БориСЫЧ
Не зря говорят, что одна паршивая овца все стадо загубит. Вот оно и началось. А началось с Васи. Вася как-то быстро сдружился со мной и стал портиться. Дух бунтарский заразителен.
«Вась! Чего ты перед этой гнидой спину выгибаешь? Он же тварь конченая... Вы вот вчера паркет с вагона разгружали...»
«Ну?»
«Вы же его для Борисыча воровали...»
«Откуда знаешь?»
«Вася, завтра его за жопу возьмут – он на вас все повесит... Тебе надо? Он, сука, нашим положением пользуется. Ты «по половинке» соскочить мечтаешь.. Серега вот-вот откинется и боится, чтобы Новиков его по новой не раскрутил... Братцы-братцы... Паскуда он.»
И Вася со скрипом, но стал от Борисыча рыло воротить. Не резко, но градусов на тридцать...
Новиков был ворюга со стажем. Крал все... Плинтуса, шпаклевку, паркет и линолеум... Я - не моралист, и мне было «по барабану», что он тянет. Но он все норовил нам мораль читать и уж очень хотел, чтобы «братцы» вышли от сюда людьми честными и полезными для общества. А главное, занимал какой-то пост в комиссии, которая рассматривала дела на условно-досрочное. Был такой «пострайком» – он там и председательствовал...
Как-то приволок Борисыч завернутый в бумагу рулон, поставил его за дверь и стал ходить туда-сюда, нервно посматривая на часы. Ходит и приговаривает:
«Ну что ж это такое братцы. Ну как же так? Ведь договаривались на двенадцать, а уже без пятнадцати час...»
Вася ему :
«А кого ждешь?»
«Да-а-а... Вот ведь, братцы...»
А сам - то на часы посмотрит, то ножками переступает. Я- то сразу понял, что бригадир линолеум тиснул и ждет клиента. Чует, волк, клиент на подходе, да, видать, и пузырь мочевой на подходе. Я ему :
«Борисыч, беги на дальняк, а то портки сушить пол-дня будешь.»
А он, жлобяра, все жмется. Но естество взяло. Побежал... И только он выскочил, появляется такой суетной человечек. То заглянет к нам в комнату, то опять за дверь...
Я ему:
«Ты чего здесь топчешься?»
«А Александр Борисович где?»
«Уехал... Сегодня не будет. Это он не тебе ли сверток приготовил? Вон...»
«Ой, мне...»
И - хвать!
Я ему :
«Дружок, погоди. Так дела не делают... А деньги?»
«Да-да, конечно...»
Через несколько минут прибегает возбужденный Борисыч.
«Никто не приходил?»
«Да терся здесь один, тебя спрашивал. Я ему сказал, что ты по нужде отошел. Он, правда, нужду справляет долго...Подожди... Вон, Борисыч тебя вот ждал...» А этот: «Некогда мне... Он мне ничего не оставлял?» «Почем я знаю? Тебе или не тебе? Вон, стоит какой-то сверток...»
Он его схватил и убежал...
«Как же так, братцы?И ничего не ост... Не сказал?»
«Сказал!»
«Что?»
«Спасибо-о-о огромное!..»
Васе вся эта история очень понравилась. Уж больно Борисыч маялся...
Василий его не любил. Да и как может любить человек зависимый того, от кого зависит?
Борисыч понял, кто ему такую услугу оказал. Он меня и до этого не особенно жаловал, а тут... Ну и стал под меня «подкоп» рыть.
Никакого открытого противостояния не было. Вася, даже когда бугор подначивал, со мной не связывался. Так только, чтобы Борисычу не перечить, крикнет грозно :
«Ну-у... Пойдешь?»
«Нет...»
«Борисыч, он не идет...»
И все...
Но Борисыч зубами скрежетал и все ждал-ждал. Но и я ушами не хлопал...
Работали мы в Балашихе. Делали новый медвытрезвитель. Стелили линолеум. Что уж их не устраивало в старом здании? Оно стоял прямо рядышком.
Любил Борисыч выпить «на халяву», ну как тут было этим не воспользоваться? Я Васе и говорю :
«Давай бугра напоим»
«С чего?»
«Увидишь, не пожалеешь»
Дело нехитрое. В обед приволокли водку и - давай потихоньку... Борисыч только стакан и подставляет. К вечеру уже через губу переплюнуть не мог. Ну, я его под крендель взял и на скамеечку у дверей медвытрезвителя и приладил. Ногой дверь пнул и отошел...
Выходит на крыльцо такой замечательный милиционер. Глазки красненькие, злой,как вепрь. Головой крутит... На лавочку глянул и обомлел.... Лежит на лавочке их «клиент» и пузыри пускает... Он в крик. Повыскакивала вся «гвардия»...
«Чего за хрень?»
«Сам приполз?»
«Во дела...»
«Погоди! Да это строитель. Он нам линоль стелет в новом помещении...Бригадир...»
«Не трогай его, а то еще пол- года будем со старым полом существовать.»
В общем, дали Александру Борисовичу выспаться. Спасла его доблестная профессия от позора.
И опять понял Борисыч, кто это затеял. Смышлен был. Да я особо и не скрывал. Не получилось в этот раз, получится в другой. У нас времени впереди было предостаточно...
Решил в конце концов Борисыч от меня избавиться.
«Я тебя обратно в лагерь упрячу»
«С чего это?»
«А ты указания начальства не выполняешь!»
«Ты имеешь ввиду, красть для тебя отказываюсь? Давай-давай!.. Только запомни, все твои чудеса в подробностях и деталях мною записаны и лежат вот в этом кармашке, что к сердцу ближе. И поедешь ты, друг дорогой не паркет стелить, а лес валить, из которого этот паркет делают... А я рекомендацию ребятам напишу, какой ты замечательный человек и как других подставлял... Они тебе рады будут.»
«Я тебя не боюсь!..»
А сам на карман косится.
«Так я тебя и не пугаю... Оповещаю... И о судьбе дальнейшей пекусь...»
Больше ко мне Александр- свет-Борисович до конца моей трудовой строительной деятельности не подходил. И даже заискивать пробовал.
«Вась! Чего ты перед этой гнидой спину выгибаешь? Он же тварь конченая... Вы вот вчера паркет с вагона разгружали...»
«Ну?»
«Вы же его для Борисыча воровали...»
«Откуда знаешь?»
«Вася, завтра его за жопу возьмут – он на вас все повесит... Тебе надо? Он, сука, нашим положением пользуется. Ты «по половинке» соскочить мечтаешь.. Серега вот-вот откинется и боится, чтобы Новиков его по новой не раскрутил... Братцы-братцы... Паскуда он.»
И Вася со скрипом, но стал от Борисыча рыло воротить. Не резко, но градусов на тридцать...
Новиков был ворюга со стажем. Крал все... Плинтуса, шпаклевку, паркет и линолеум... Я - не моралист, и мне было «по барабану», что он тянет. Но он все норовил нам мораль читать и уж очень хотел, чтобы «братцы» вышли от сюда людьми честными и полезными для общества. А главное, занимал какой-то пост в комиссии, которая рассматривала дела на условно-досрочное. Был такой «пострайком» – он там и председательствовал...
Как-то приволок Борисыч завернутый в бумагу рулон, поставил его за дверь и стал ходить туда-сюда, нервно посматривая на часы. Ходит и приговаривает:
«Ну что ж это такое братцы. Ну как же так? Ведь договаривались на двенадцать, а уже без пятнадцати час...»
Вася ему :
«А кого ждешь?»
«Да-а-а... Вот ведь, братцы...»
А сам - то на часы посмотрит, то ножками переступает. Я- то сразу понял, что бригадир линолеум тиснул и ждет клиента. Чует, волк, клиент на подходе, да, видать, и пузырь мочевой на подходе. Я ему :
«Борисыч, беги на дальняк, а то портки сушить пол-дня будешь.»
А он, жлобяра, все жмется. Но естество взяло. Побежал... И только он выскочил, появляется такой суетной человечек. То заглянет к нам в комнату, то опять за дверь...
Я ему:
«Ты чего здесь топчешься?»
«А Александр Борисович где?»
«Уехал... Сегодня не будет. Это он не тебе ли сверток приготовил? Вон...»
«Ой, мне...»
И - хвать!
Я ему :
«Дружок, погоди. Так дела не делают... А деньги?»
«Да-да, конечно...»
Через несколько минут прибегает возбужденный Борисыч.
«Никто не приходил?»
«Да терся здесь один, тебя спрашивал. Я ему сказал, что ты по нужде отошел. Он, правда, нужду справляет долго...Подожди... Вон, Борисыч тебя вот ждал...» А этот: «Некогда мне... Он мне ничего не оставлял?» «Почем я знаю? Тебе или не тебе? Вон, стоит какой-то сверток...»
Он его схватил и убежал...
«Как же так, братцы?И ничего не ост... Не сказал?»
«Сказал!»
«Что?»
«Спасибо-о-о огромное!..»
Васе вся эта история очень понравилась. Уж больно Борисыч маялся...
Василий его не любил. Да и как может любить человек зависимый того, от кого зависит?
Борисыч понял, кто ему такую услугу оказал. Он меня и до этого не особенно жаловал, а тут... Ну и стал под меня «подкоп» рыть.
Никакого открытого противостояния не было. Вася, даже когда бугор подначивал, со мной не связывался. Так только, чтобы Борисычу не перечить, крикнет грозно :
«Ну-у... Пойдешь?»
«Нет...»
«Борисыч, он не идет...»
И все...
Но Борисыч зубами скрежетал и все ждал-ждал. Но и я ушами не хлопал...
Работали мы в Балашихе. Делали новый медвытрезвитель. Стелили линолеум. Что уж их не устраивало в старом здании? Оно стоял прямо рядышком.
Любил Борисыч выпить «на халяву», ну как тут было этим не воспользоваться? Я Васе и говорю :
«Давай бугра напоим»
«С чего?»
«Увидишь, не пожалеешь»
Дело нехитрое. В обед приволокли водку и - давай потихоньку... Борисыч только стакан и подставляет. К вечеру уже через губу переплюнуть не мог. Ну, я его под крендель взял и на скамеечку у дверей медвытрезвителя и приладил. Ногой дверь пнул и отошел...
Выходит на крыльцо такой замечательный милиционер. Глазки красненькие, злой,как вепрь. Головой крутит... На лавочку глянул и обомлел.... Лежит на лавочке их «клиент» и пузыри пускает... Он в крик. Повыскакивала вся «гвардия»...
«Чего за хрень?»
«Сам приполз?»
«Во дела...»
«Погоди! Да это строитель. Он нам линоль стелет в новом помещении...Бригадир...»
«Не трогай его, а то еще пол- года будем со старым полом существовать.»
В общем, дали Александру Борисовичу выспаться. Спасла его доблестная профессия от позора.
И опять понял Борисыч, кто это затеял. Смышлен был. Да я особо и не скрывал. Не получилось в этот раз, получится в другой. У нас времени впереди было предостаточно...
Решил в конце концов Борисыч от меня избавиться.
«Я тебя обратно в лагерь упрячу»
«С чего это?»
«А ты указания начальства не выполняешь!»
«Ты имеешь ввиду, красть для тебя отказываюсь? Давай-давай!.. Только запомни, все твои чудеса в подробностях и деталях мною записаны и лежат вот в этом кармашке, что к сердцу ближе. И поедешь ты, друг дорогой не паркет стелить, а лес валить, из которого этот паркет делают... А я рекомендацию ребятам напишу, какой ты замечательный человек и как других подставлял... Они тебе рады будут.»
«Я тебя не боюсь!..»
А сам на карман косится.
«Так я тебя и не пугаю... Оповещаю... И о судьбе дальнейшей пекусь...»
Больше ко мне Александр- свет-Борисович до конца моей трудовой строительной деятельности не подходил. И даже заискивать пробовал.
Леха Крючков
Леху привезли где-то года через полтора. Спецкомендатура на 25-ом километре Горьковского шоссе было место наиблатнейшее. Здесь или досиживали, или отсиживали люди серьезные. Артисты, художники, профессора, директора всяческих баз... Публика, во всех пониманиях, почтенная. Сюда попасть - требовалась очень лохматая рука.
Леха был вор. Причем, легенды о его подвигах я слышал еще в тюрьме... Талантливый был парень. То, что его статьи и три судимости не подходили ни под какую « химию», и говорить нечего. Леха плотно сидел в Оренбурге... Но у Лехи были замечательные родители. Мама - директор крупнейшего московского книжного магазина, и папа, ну, разумеется, – генерал.
Лет до шестнадцати Алексей был домашний мальчик. Учился в музыкальной школе по классу фортепьяно. Ходил с нотами под мышкой, в штанишках коротеньких. Но был чрезвычайно любопытен и изобретателен. Ему нравилось всякие механизмы разбирать. Так и разобрал замок... На свои первые пару лет. А там пошло-поехало...
Что уж тут гадать, мы стали с ним друзьями сразу. Он был такой же баламут и фантазер. И по возрасту всего на пару лет постарше.
Но двух смутьянов на такую почтенную публику, которая нас окружала, было уже чересчур. Борисыч как-то совсем сдулся, а Вася только внешне пытался исполнять роль опричнины. Нас это не касалось...
Но у нас появилась странная игра,мы с Лехой стали Василию в присутствии остальных прислуживать.
«Вася! Тебе сигареточки не принести?»
«А огоньку?»
«Давай окурочек выброшу... Не вставай...»
Народ не понимал, что за подобострастие? С чего вдруг мы начали «шестерить»? А мы не унимались. И вдруг так случилось, что Вася и вправду уверовал в свой авторитет.
Строили мы какой-то следственный изолятор в Балашихе. Длинные коридоры, толстенные двери...
Поднимаюсь я на этаж, стоит Вася в окружении штукатурщиц, как медведь в малиннике, и что-то восторженно декламирет. Увидал меня...
«Ну- ка дай мне сигаретку!»
«Да у меня подмоченная...»
«Ничего! Давай...»
«Бери...» И показываю на ширинку... Вот тут-то все и началось...
Васю сорвало с места без предварительного разгона. Я ломанулся от него по коридорам. Где там... За мной летел снаряд килограммов под сто десять чистых мышц, и настигал. Я бежал резво, опрокидывая за собой строительные леса, переворачивая бочки со шпаклевкой... Вася, не обегая препятствий,несся стремительным линкором, разнося все это в щепки. Леха крутился где-то тоже на этаже и на шум должен был появиться. В одном месте коридора, где был переход, дверь открывалась наружу. Туда я и устремился, на бегу крича : «Леха-а-а!...»
Я уже говорил, Леха был очень сообразителен. Он увидел, куда я бегу, стал за дверь и когда я был уже рядом, толкнул дверь ногой... Все бы хорошо, только вместо Васи в эту дубовую дверь угодил я. Головой... Дальше, все, что происходило, я знаю со слов зрителей...
Вася, как носорог, сопя подошел к безжизненному телу, склонился надо мной и, выругавшись, ушел. Он был по-своему благороден.
Леха был вор. Причем, легенды о его подвигах я слышал еще в тюрьме... Талантливый был парень. То, что его статьи и три судимости не подходили ни под какую « химию», и говорить нечего. Леха плотно сидел в Оренбурге... Но у Лехи были замечательные родители. Мама - директор крупнейшего московского книжного магазина, и папа, ну, разумеется, – генерал.
Лет до шестнадцати Алексей был домашний мальчик. Учился в музыкальной школе по классу фортепьяно. Ходил с нотами под мышкой, в штанишках коротеньких. Но был чрезвычайно любопытен и изобретателен. Ему нравилось всякие механизмы разбирать. Так и разобрал замок... На свои первые пару лет. А там пошло-поехало...
Что уж тут гадать, мы стали с ним друзьями сразу. Он был такой же баламут и фантазер. И по возрасту всего на пару лет постарше.
Но двух смутьянов на такую почтенную публику, которая нас окружала, было уже чересчур. Борисыч как-то совсем сдулся, а Вася только внешне пытался исполнять роль опричнины. Нас это не касалось...
Но у нас появилась странная игра,мы с Лехой стали Василию в присутствии остальных прислуживать.
«Вася! Тебе сигареточки не принести?»
«А огоньку?»
«Давай окурочек выброшу... Не вставай...»
Народ не понимал, что за подобострастие? С чего вдруг мы начали «шестерить»? А мы не унимались. И вдруг так случилось, что Вася и вправду уверовал в свой авторитет.
Строили мы какой-то следственный изолятор в Балашихе. Длинные коридоры, толстенные двери...
Поднимаюсь я на этаж, стоит Вася в окружении штукатурщиц, как медведь в малиннике, и что-то восторженно декламирет. Увидал меня...
«Ну- ка дай мне сигаретку!»
«Да у меня подмоченная...»
«Ничего! Давай...»
«Бери...» И показываю на ширинку... Вот тут-то все и началось...
Васю сорвало с места без предварительного разгона. Я ломанулся от него по коридорам. Где там... За мной летел снаряд килограммов под сто десять чистых мышц, и настигал. Я бежал резво, опрокидывая за собой строительные леса, переворачивая бочки со шпаклевкой... Вася, не обегая препятствий,несся стремительным линкором, разнося все это в щепки. Леха крутился где-то тоже на этаже и на шум должен был появиться. В одном месте коридора, где был переход, дверь открывалась наружу. Туда я и устремился, на бегу крича : «Леха-а-а!...»
Я уже говорил, Леха был очень сообразителен. Он увидел, куда я бегу, стал за дверь и когда я был уже рядом, толкнул дверь ногой... Все бы хорошо, только вместо Васи в эту дубовую дверь угодил я. Головой... Дальше, все, что происходило, я знаю со слов зрителей...
Вася, как носорог, сопя подошел к безжизненному телу, склонился надо мной и, выругавшись, ушел. Он был по-своему благороден.
Колай Колаич
Жили мы все в трехэтажном деревянном доме на территории пожарной части. Общага, как общага... Только, что рядом - спецкомендатура.
Начальником этой «богодельни» был Николай Николаевич Штукин. Хороший мужик. Было в нем что-то настоящее, не мелочное.
После всех моих злоключений., привезли меня на «Красную Пресню»...
Я сидел на пересылке уже месяца два и не ведал, что вокруг меня уже кипела работа моих родителей.
Однажды вызывают «с вещами» меня и еще одного. Куда? Чего? Хотя, мне уже было все равно. Я уже наездился... Приводят к какому-то полковнику, там уже мой сокамерник стоит.
Полковник :
«Ну чего, гуси-лебеди? Пошли...»
И коридорами-коридорами, переходами, дворами, дверями, воротами... Оп! И мы на улице! Я не сразу и понял, что мы за пределами тюрьмы. Полковник говорит:
«Вон машина стоит. Садитесь. Я сейчас приду.»
Мы и пошли...
И поехали...
Часа через два зарулили за ограду, в пожарную часть.
«Ну вот, тут досиживать и будете. Понятно?»
«Не понятно... Но это дело не меняет...»
Полковник надел очки и посмотрел на меня.
«Так вот ты какой, кто с милицией дерется... Ну ладно. Вот вам десять рублей, съездите домой. И через два дня назад. А то смотреть на вас страшно»
Вот так я оказался «на химии» и впервые увидел Николая Николаевича, которого я окрестил Колай Колаичем.
А сокамерник мой оказался известным московским художником, за которого весь Союз художников хлопотал. Он в моей судьбе не последнюю роль сыграл... Но это - потом, а пока «мы оставалися все теми же ЗКа... ЗКа Васильев и Петров ЗКа»
Начальником этой «богодельни» был Николай Николаевич Штукин. Хороший мужик. Было в нем что-то настоящее, не мелочное.
После всех моих злоключений., привезли меня на «Красную Пресню»...
Я сидел на пересылке уже месяца два и не ведал, что вокруг меня уже кипела работа моих родителей.
Однажды вызывают «с вещами» меня и еще одного. Куда? Чего? Хотя, мне уже было все равно. Я уже наездился... Приводят к какому-то полковнику, там уже мой сокамерник стоит.
Полковник :
«Ну чего, гуси-лебеди? Пошли...»
И коридорами-коридорами, переходами, дворами, дверями, воротами... Оп! И мы на улице! Я не сразу и понял, что мы за пределами тюрьмы. Полковник говорит:
«Вон машина стоит. Садитесь. Я сейчас приду.»
Мы и пошли...
И поехали...
Часа через два зарулили за ограду, в пожарную часть.
«Ну вот, тут досиживать и будете. Понятно?»
«Не понятно... Но это дело не меняет...»
Полковник надел очки и посмотрел на меня.
«Так вот ты какой, кто с милицией дерется... Ну ладно. Вот вам десять рублей, съездите домой. И через два дня назад. А то смотреть на вас страшно»
Вот так я оказался «на химии» и впервые увидел Николая Николаевича, которого я окрестил Колай Колаичем.
А сокамерник мой оказался известным московским художником, за которого весь Союз художников хлопотал. Он в моей судьбе не последнюю роль сыграл... Но это - потом, а пока «мы оставалися все теми же ЗКа... ЗКа Васильев и Петров ЗКа»
Вася, старший по подъезду
Вася был старший «по подъезду». Такой местный «управдом». Ему сам бог велел, ведь он до посадки был военный. Прапорщик... Наша с Лехой комната была через лестничную площадку. Вася жил один. Никого к себе не пускал. У него был полный порядок, как это ему представлялось. На окнах какие-то ситцевые зановесочки, на столе из какой-то консервной банки вырезанная ваза с нарисованными русалочками. Зеркало, полочка, абажур... Только «слоников» знаменитых не хватало... И очень он своей комнатой гордился.
Отдыхаем как-то мы с Лехой. Леха читает, я – в потолок гляжу, вдруг - топот ног по лестнице, голоса незнакомые. А у нас и замка на двери не было. Вернее, несколько раз я какой-то крючок прилаживал, но каждое утро, когда надо было вставать на работу, нас будил Вася. И очень ему нравилось хлопать ладонью по двери так, что крючок вылетал пулей. Это очень Васю веселило...
Короче, заходи, кто хошь!
... Открывается дверь, и на пороге человек шесть. Таких шумных, приблатненных и непуганых идиотов... И - с порога, вместо «здрасти»:
«Валите отсюда!... Тут теперь наша хата!»
Я:
«Ребята, слова не скажу... Мы сейчас... Мы только шмотки и зубные щетки возьмем и сразу... Я смотрю, вы люди серьезные. И не в падлу вам в этом клоповнике харчеваться? Для таких пацанов реальных есть места и получше. Вон, через лестницу комната... Аккурат для вас.»
«Ну,смотри...»
Леха закашлялся, чтобы не рассмеяться и полез под одеяло.
Я:
«Да и туберкулез у него... Нездоровое тут место.»
Они и пошли. Только через минуту один возвращается.
«Там заперто...»
«Да, ломайте к едрене-фене...»
Через некоторое время появляется Вася. Он увидал у нас свет и к нам сначала зашел. Я :
«Вася, ты даже себе представить не можешь, что здесь происходит. Караул!.. Я поднимаюсь по лестнице, гляжу у твоей двери какие-то «вновьприбывшие» топчатся. Дверь ковыряют. Я им говорю, мол, ребята, вы что? Там же Вася живет! Не надо туда... Вы лучше к нам идите, мы потеснимся. Как-нибудь поместимся. А они: «Нам на Васю вашего покласть!» Уж как я их не отговаривал!»
Леха закашлялся...
Как тут Вася ломанется к себе!..
Шум-гам-крик, звон разбитого стекла...
Я:
«Леха, пора! Пойдем поглядим поле Куликово!».
Сидит посреди комнаты Василий,все перевернуто. Правда, занавесочки ситцевые игриво колышутся, а окна нет, под окном стон... Как- никак, а этаж второй.
«Вася, а гости где?»
«Там...»
Я в окно высунулся:
«Эй, орлы... Вы все живые? С новосельем, пацаны!»
Отдыхаем как-то мы с Лехой. Леха читает, я – в потолок гляжу, вдруг - топот ног по лестнице, голоса незнакомые. А у нас и замка на двери не было. Вернее, несколько раз я какой-то крючок прилаживал, но каждое утро, когда надо было вставать на работу, нас будил Вася. И очень ему нравилось хлопать ладонью по двери так, что крючок вылетал пулей. Это очень Васю веселило...
Короче, заходи, кто хошь!
... Открывается дверь, и на пороге человек шесть. Таких шумных, приблатненных и непуганых идиотов... И - с порога, вместо «здрасти»:
«Валите отсюда!... Тут теперь наша хата!»
Я:
«Ребята, слова не скажу... Мы сейчас... Мы только шмотки и зубные щетки возьмем и сразу... Я смотрю, вы люди серьезные. И не в падлу вам в этом клоповнике харчеваться? Для таких пацанов реальных есть места и получше. Вон, через лестницу комната... Аккурат для вас.»
«Ну,смотри...»
Леха закашлялся, чтобы не рассмеяться и полез под одеяло.
Я:
«Да и туберкулез у него... Нездоровое тут место.»
Они и пошли. Только через минуту один возвращается.
«Там заперто...»
«Да, ломайте к едрене-фене...»
Через некоторое время появляется Вася. Он увидал у нас свет и к нам сначала зашел. Я :
«Вася, ты даже себе представить не можешь, что здесь происходит. Караул!.. Я поднимаюсь по лестнице, гляжу у твоей двери какие-то «вновьприбывшие» топчатся. Дверь ковыряют. Я им говорю, мол, ребята, вы что? Там же Вася живет! Не надо туда... Вы лучше к нам идите, мы потеснимся. Как-нибудь поместимся. А они: «Нам на Васю вашего покласть!» Уж как я их не отговаривал!»
Леха закашлялся...
Как тут Вася ломанется к себе!..
Шум-гам-крик, звон разбитого стекла...
Я:
«Леха, пора! Пойдем поглядим поле Куликово!».
Сидит посреди комнаты Василий,все перевернуто. Правда, занавесочки ситцевые игриво колышутся, а окна нет, под окном стон... Как- никак, а этаж второй.
«Вася, а гости где?»
«Там...»
Я в окно высунулся:
«Эй, орлы... Вы все живые? С новосельем, пацаны!»
Опять Колай Колаич...
Если честно, то из двух с половиной лет « химии», в общаге я прожил месяца два.
Всего в 25-и километрах Москва... Чего париться в этом бараке? Прыгнул в автобус - и домой. Особого контроля за нами не было. Ну, пройдет комендант по этажам, жалом поводит... Спросит лениво:
«А где Гречаник?»
«Только что был...»
Короче, все проблемы, которые могли с тобой произойти, ты брал на себя. Не зря «химию» называли «хитрая свобода». Так оно и было. К примеру, зонА... Режим, запрет, распорядок... Но срок идет. Жди звонка. Можно, конечно,и в зоне «раскрутиться», но это уже исключение. А тут - сплошные искушения. И магазин под боком, и свобода перемещения. В пределах поселка и близлежащего леса, но свобода... И женский пол, опять же. Но именно это и содержало опасность «раскрутки». Обычно на «химию», если из лагеря, приходили, отсидев уже пол- срока. Была у тебя «пятилетка», ты два с половиной отбыл, тебя на стройки народного хозяйства, если нет особых нарушений, или денежки внесли. Ты на стройке свои оставшиеся два с половиной трудишься, и вдруг в конце последнего месяца, ну, например, подрался, или еще чего, так тебе весь этот срок по новой надо сидеть, плюс то, на что заработал. Так вот, этот крючок очень был стремный...
И, тем не менее, я всегда убегал домой после смены. Несколько раз меня предупреждал Колай Колаич, я кивал, и опять... Вася жил бессрочно, так как сам был откуда-то из-под Горького. И уж кто-кто, а он знал точно, кто ночует, а кто режим нарушает. Но Вася ни разу меня не сдал. Но были случаи, когда и спецкомендатуру проверяли. И тогда руководство собирало спецконтингент на собрание и в иносказательной форме оповещало, мол, сегодня будет «отстрел». Иногда, так оно и было, а часто и нет... Перестраховывались...
Был сход, и Штукин грозным голосом оповестил о грядущей проверке. Я дождался окончания мероприятия, и тихо-тихо, вдоль заборчика, к остановочке... Стою в кустах, жду автобус... Вот автобус подкатывает, народ выходит, народ заходит, и я - прыг на заднюю ступеньку. И слышу до боли знакомый, хриплый крик Колай Колаича :
«Куда? Назад!..»
Но я уже поехал...
Всего в 25-и километрах Москва... Чего париться в этом бараке? Прыгнул в автобус - и домой. Особого контроля за нами не было. Ну, пройдет комендант по этажам, жалом поводит... Спросит лениво:
«А где Гречаник?»
«Только что был...»
Короче, все проблемы, которые могли с тобой произойти, ты брал на себя. Не зря «химию» называли «хитрая свобода». Так оно и было. К примеру, зонА... Режим, запрет, распорядок... Но срок идет. Жди звонка. Можно, конечно,и в зоне «раскрутиться», но это уже исключение. А тут - сплошные искушения. И магазин под боком, и свобода перемещения. В пределах поселка и близлежащего леса, но свобода... И женский пол, опять же. Но именно это и содержало опасность «раскрутки». Обычно на «химию», если из лагеря, приходили, отсидев уже пол- срока. Была у тебя «пятилетка», ты два с половиной отбыл, тебя на стройки народного хозяйства, если нет особых нарушений, или денежки внесли. Ты на стройке свои оставшиеся два с половиной трудишься, и вдруг в конце последнего месяца, ну, например, подрался, или еще чего, так тебе весь этот срок по новой надо сидеть, плюс то, на что заработал. Так вот, этот крючок очень был стремный...
И, тем не менее, я всегда убегал домой после смены. Несколько раз меня предупреждал Колай Колаич, я кивал, и опять... Вася жил бессрочно, так как сам был откуда-то из-под Горького. И уж кто-кто, а он знал точно, кто ночует, а кто режим нарушает. Но Вася ни разу меня не сдал. Но были случаи, когда и спецкомендатуру проверяли. И тогда руководство собирало спецконтингент на собрание и в иносказательной форме оповещало, мол, сегодня будет «отстрел». Иногда, так оно и было, а часто и нет... Перестраховывались...
Был сход, и Штукин грозным голосом оповестил о грядущей проверке. Я дождался окончания мероприятия, и тихо-тихо, вдоль заборчика, к остановочке... Стою в кустах, жду автобус... Вот автобус подкатывает, народ выходит, народ заходит, и я - прыг на заднюю ступеньку. И слышу до боли знакомый, хриплый крик Колай Колаича :
«Куда? Назад!..»
Но я уже поехал...
Такая уж у меня была привычка, когда я приезжал домой, свою обувь и одежду в прихожей не оставлял, а заносил в комнату. Только мамулик разогрела суп, звонок...
«Мамуль, открой»
Смотрю в приоткрытую дверь, вижу кокарды сверкают в коридоре.
«Где сейчас находится Александр Григорьевич Гречаник?»
Мамулик молчит...
Я шмотки в охапку - и с балкона прыг!. И - в обратном порядке назад в общагу. Приезжаю, уже темно, дверь закрыта. Я - по дереву на второй этаж, окно в коридоре выдавил - и в свою комнату.
На шум разбитого стекла появился Вася.
«Тебе хана! За тобой послали...»
«Вася, я сплю...»
И под одеяло.
По лестнице шаги, открывается дверь.
«Озеров! Где Гречаник?»
«Так он спит!»
«Какое спит? Его уже в Москве приняли... Поедет дружок твой по новой...»
Вася плечами своими богатырскими повел и на кровать мою пальцем тычет...
«Да, ладно... Вынимай подушки...»
И одеяло - дерг!
«О-о! А чего это? А сколько время? Уже на работу?»
Я тру глаза...
Штукин смотрит на меня и хватило его только на
«Ну-у-у...»
И головой замотал...
На следующий день он вызвал меня к себе.
«Ты чего творишь? Ты сгнить хочешь в неволе? Ты же здесь пассажир случайный!.. Прекращай чудить!..»
«Николай Николаевич, да я...»
«Молчи!»
А вообще Штукин ко мне относился хорошо. Понимал, что все мои выходки – издержки возраста и неугамонного характера...
Через много лет, мы опять встретились. Он уже был на пенсии... А я успешно работал и был членом Союза Художников.
Еще «за забором», далеко-далеко от Москвы, произошел со мной такой случай.
Я оказался случайным свидетелем разговора, как хотели подставить одного авторитета. Чего меня дернуло, но я пошел к нему и сказал, что слышал. Ответ был прост
«Тебе чего надо? Сказал и пошел...»
Прошло порядочно лет. У нас была мастерская на Таганке, где кто только не побывал. И актеры, и шахтеры... И однажды появляется Гера, тот самый авторитет. Мы опять встретились. Он, конечно меня не узнал, но потом выпили, туда-сюда... Язык развязался, я ему и напомнил... И мы, как ни странно, сдружились. Мой друг, Толя Астахов, очень эти отношения не любил и порой говорил:
«Саня! Зачем тебе все это? Он к тебе сюда, как чистому роднику припасть приезжает... Но если что – съест живьем, а завтра и не вспомнит...»
Гера ко мне заезжал часто.
Зашел как-то разговор за «химию». Он и говорит:
«А хочешь своего бывшего «кума» повидать? Он сейчас пенсионер... Козу пасет...»
«Какую козу? Где?»
«Поехали...»
Оказалось, что Гера в свое время опекал Колай Колаича. Под него копали, а он его отмазал... Потому что Штукин в свое время тоже в чем-то ему помог.
Приезжаем мы в деревню. Действительно, вбит колышек, и вокруг него коза травку щиплет... Герин шофер загудел, и из дома вышел Николай Николаевич... Он даже мало изменился. Гера мне:
«Побудь в машине, я тебя позову...»
Они обнялись, Гера что-то говорил и в мою сторону рукой указывал. Потом помахал мне...
Я подошел, поздоровался. Штукин так на меня посмотрел и в дом пригласил.
Мы сидели, выпивали. Гера Николаю Николаевичу говорит:
«Ну, как твой подопечный? Узнал?»
«Узнал...»
«Вот видишь, как жизнь повернулась. Он теперь художник... Картины пишет. Почет-уважение... Все дела...»
«А я думал, сгинет... Больно шебутной... Но парень был нормальный...»
Через несколько лет Гера заехал ко мне с бутылкой.
«Давай, Сашок, выпьем...»
«С чего?»
«Хорошего человека не стало... Штукин умер...»
«Мамуль, открой»
Смотрю в приоткрытую дверь, вижу кокарды сверкают в коридоре.
«Где сейчас находится Александр Григорьевич Гречаник?»
Мамулик молчит...
Я шмотки в охапку - и с балкона прыг!. И - в обратном порядке назад в общагу. Приезжаю, уже темно, дверь закрыта. Я - по дереву на второй этаж, окно в коридоре выдавил - и в свою комнату.
На шум разбитого стекла появился Вася.
«Тебе хана! За тобой послали...»
«Вася, я сплю...»
И под одеяло.
По лестнице шаги, открывается дверь.
«Озеров! Где Гречаник?»
«Так он спит!»
«Какое спит? Его уже в Москве приняли... Поедет дружок твой по новой...»
Вася плечами своими богатырскими повел и на кровать мою пальцем тычет...
«Да, ладно... Вынимай подушки...»
И одеяло - дерг!
«О-о! А чего это? А сколько время? Уже на работу?»
Я тру глаза...
Штукин смотрит на меня и хватило его только на
«Ну-у-у...»
И головой замотал...
На следующий день он вызвал меня к себе.
«Ты чего творишь? Ты сгнить хочешь в неволе? Ты же здесь пассажир случайный!.. Прекращай чудить!..»
«Николай Николаевич, да я...»
«Молчи!»
А вообще Штукин ко мне относился хорошо. Понимал, что все мои выходки – издержки возраста и неугамонного характера...
Через много лет, мы опять встретились. Он уже был на пенсии... А я успешно работал и был членом Союза Художников.
Еще «за забором», далеко-далеко от Москвы, произошел со мной такой случай.
Я оказался случайным свидетелем разговора, как хотели подставить одного авторитета. Чего меня дернуло, но я пошел к нему и сказал, что слышал. Ответ был прост
«Тебе чего надо? Сказал и пошел...»
Прошло порядочно лет. У нас была мастерская на Таганке, где кто только не побывал. И актеры, и шахтеры... И однажды появляется Гера, тот самый авторитет. Мы опять встретились. Он, конечно меня не узнал, но потом выпили, туда-сюда... Язык развязался, я ему и напомнил... И мы, как ни странно, сдружились. Мой друг, Толя Астахов, очень эти отношения не любил и порой говорил:
«Саня! Зачем тебе все это? Он к тебе сюда, как чистому роднику припасть приезжает... Но если что – съест живьем, а завтра и не вспомнит...»
Гера ко мне заезжал часто.
Зашел как-то разговор за «химию». Он и говорит:
«А хочешь своего бывшего «кума» повидать? Он сейчас пенсионер... Козу пасет...»
«Какую козу? Где?»
«Поехали...»
Оказалось, что Гера в свое время опекал Колай Колаича. Под него копали, а он его отмазал... Потому что Штукин в свое время тоже в чем-то ему помог.
Приезжаем мы в деревню. Действительно, вбит колышек, и вокруг него коза травку щиплет... Герин шофер загудел, и из дома вышел Николай Николаевич... Он даже мало изменился. Гера мне:
«Побудь в машине, я тебя позову...»
Они обнялись, Гера что-то говорил и в мою сторону рукой указывал. Потом помахал мне...
Я подошел, поздоровался. Штукин так на меня посмотрел и в дом пригласил.
Мы сидели, выпивали. Гера Николаю Николаевичу говорит:
«Ну, как твой подопечный? Узнал?»
«Узнал...»
«Вот видишь, как жизнь повернулась. Он теперь художник... Картины пишет. Почет-уважение... Все дела...»
«А я думал, сгинет... Больно шебутной... Но парень был нормальный...»
Через несколько лет Гера заехал ко мне с бутылкой.
«Давай, Сашок, выпьем...»
«С чего?»
«Хорошего человека не стало... Штукин умер...»
Как я Васю убивал...
Сейчас уж и не помню, где мы трудились? Кажется, делали больницу в городе Железнодорожный. Такое многоэтажное здание ... Привезли машину релина. Это такой линолеум на резиновой основе. Тяжелый невероятно. Рулон весит килограммов семьдесят-восемьдесят. А рулонов – немерено!. И мы давай их таскать на третий этаж. Мы с Лехой один рулон на плечи взвалим - и пошли, не спеша. А Вася - два... И прет бодрым шагом. Вот Иван-коровий сын! Силен был Вася...
Сидели мы как-то в столовой вечером в Реутово, зашел разговор о силе. Леха, кстати, тоже был мальчик-не рахитик. Начали вспоминать, как проверяли силу. Я мог подтянуться пятьдесят раз, Леха прыгал с места, как кенгуру, а Вася...
«А я могу одной рукой машину «Козел» перевернуть...»
«Вася, не гони...»
«Чего-о! Пошли искать...»
И мы пошли по ночному Реутову «козлика» искать. И нашли... Вася подошел, зацепил сбоку машину, и... Перевернул!
Иду я по этой самой больнице, народу никого – обед, и слышу, возня какая-та, кто-то хрипит. Заглядываю в палату и вижу, сидит Вася верхом на Лехе , одной рукой за горло держит , другой лупит его со всей своей богатырской силой. Я подскакиваю и с размаху бью Василька по кумполу разводным ключом . Я его всегда с собой носил, чтобы шланги к компрессору с сжатым воздухом прикручивать... По пустым коридорам прокатилось эхо. Звук был такой, как будто кувалдой ударили по башне танка. На проводах заволновались воробьи...
Вася осенним листом медленно лег на цементный пол... Леха из-под него вылез, кровь утирает... Василий лежал как-то странно. Живот, грудь, руки и ноги плотно прилипли к полу, а голова повернута не то, что набок, а даже чуть-чуть вверх. И в прекрасных голубых глазах отражалась незаштукатуренная стена...
«Леха, а я Васю-то упокоил. Чего делать? А давай его из окна выбросим... Сорвался, мол ...»
Подошли к окну. Этаж шестой. Подходит. Да вот незадача, окна новые и на них нет шпингалетов.
«Леха, Пошли в соседних комнатах посмотрим, может где окно открыто?»
И пошли искать... И нашли... Возвращаемся за Васей, а он сидит! Головой мотает... Вот я обрадовался!..
«Вася! С добрым утром!»
«Это чего было?»
«Это, Вася, я тебе ключиком наладил... Хочешь добавки?»
«Не-е... Но я тебе припомню...»
«Да уж – не забудь!»
Вот ведь силища! Другой бы, как на лифте прямиком на небо взлетел, а Вася шишкой отделался.У него, наверное, на затылке кость была в два пальца толщиной.
А главное - вовремя очухался...
Но самое занятное из всего нашего не совсем нормального общения (а Вася тоже в нас молотками запускал), что зла никто друг на друга не держал.
Только что он Леху едва не убил, потом самого чуть с шестого этажа не выбросили, а потом помогли Васе подняться и пошли в бытовку чай пить.
Леха побежал в булочную за сушками, я – чайник ставить, а Вася под холодную воду -голову остужать...
В очередной раз вызывают меня в спецкомендатуру. Учить, как надо Родину любить и режим не нарушать.
«Ну-у... Опять? Ты когда....»
Стук в дверь.
«Николай Николаевич, извините. Вас просят в соседний кабинет»
«Что там еще? Надолго?»
«Минут на десять»
Он мне:
«Сиди здесь. Я сейчас....»
Говорил Жеглов:
«За какую-нибудь бумажку бандиты полжизни отдадут».
Сижу я, скучаю... Вдруг вижу на столе лежит бумага на условно-досрочное... И Васина фамилия... А рядышком с фамилией ... И кто был Вася в армии, и статья, по которой Василий чалился. Я и офигел!
«Леха! Вася нас покидает...»
«Молодец!»
«Еще какой! Мы-то думали, он сопли об шинель начальника вытер, а он разбойник!..»
«Да ладно...»
«И ладить нечего! Грабеж!..Да к тому же он не в стройбате прапором был, а в конторе комитетской...»
Если в лагере вся твоя история у тебя на груди написана: фамилия, отряд, статья, то здесь - на «химии», дело другое. Захочешь – расскажешь. А не захочешь, так никто пытать не станет. Можно, конечно узнать, а зачем? Я же говорил, эта «химия» блатная была. А мы-то гадали, кто так Васю приголубил, что он сюда попал. Родом он был из деревни. Родители его погибли, сам он ни чинами, ни титулами не блистал. Контора!.. Видать, нужный был кадр. Знать бы раньше, так сахарок в чае можно было для Васи по серьезному перемешивать... Но главное - Вася дождался своего УДо!
Сидели мы как-то в столовой вечером в Реутово, зашел разговор о силе. Леха, кстати, тоже был мальчик-не рахитик. Начали вспоминать, как проверяли силу. Я мог подтянуться пятьдесят раз, Леха прыгал с места, как кенгуру, а Вася...
«А я могу одной рукой машину «Козел» перевернуть...»
«Вася, не гони...»
«Чего-о! Пошли искать...»
И мы пошли по ночному Реутову «козлика» искать. И нашли... Вася подошел, зацепил сбоку машину, и... Перевернул!
Иду я по этой самой больнице, народу никого – обед, и слышу, возня какая-та, кто-то хрипит. Заглядываю в палату и вижу, сидит Вася верхом на Лехе , одной рукой за горло держит , другой лупит его со всей своей богатырской силой. Я подскакиваю и с размаху бью Василька по кумполу разводным ключом . Я его всегда с собой носил, чтобы шланги к компрессору с сжатым воздухом прикручивать... По пустым коридорам прокатилось эхо. Звук был такой, как будто кувалдой ударили по башне танка. На проводах заволновались воробьи...
Вася осенним листом медленно лег на цементный пол... Леха из-под него вылез, кровь утирает... Василий лежал как-то странно. Живот, грудь, руки и ноги плотно прилипли к полу, а голова повернута не то, что набок, а даже чуть-чуть вверх. И в прекрасных голубых глазах отражалась незаштукатуренная стена...
«Леха, а я Васю-то упокоил. Чего делать? А давай его из окна выбросим... Сорвался, мол ...»
Подошли к окну. Этаж шестой. Подходит. Да вот незадача, окна новые и на них нет шпингалетов.
«Леха, Пошли в соседних комнатах посмотрим, может где окно открыто?»
И пошли искать... И нашли... Возвращаемся за Васей, а он сидит! Головой мотает... Вот я обрадовался!..
«Вася! С добрым утром!»
«Это чего было?»
«Это, Вася, я тебе ключиком наладил... Хочешь добавки?»
«Не-е... Но я тебе припомню...»
«Да уж – не забудь!»
Вот ведь силища! Другой бы, как на лифте прямиком на небо взлетел, а Вася шишкой отделался.У него, наверное, на затылке кость была в два пальца толщиной.
А главное - вовремя очухался...
Но самое занятное из всего нашего не совсем нормального общения (а Вася тоже в нас молотками запускал), что зла никто друг на друга не держал.
Только что он Леху едва не убил, потом самого чуть с шестого этажа не выбросили, а потом помогли Васе подняться и пошли в бытовку чай пить.
Леха побежал в булочную за сушками, я – чайник ставить, а Вася под холодную воду -голову остужать...
В очередной раз вызывают меня в спецкомендатуру. Учить, как надо Родину любить и режим не нарушать.
«Ну-у... Опять? Ты когда....»
Стук в дверь.
«Николай Николаевич, извините. Вас просят в соседний кабинет»
«Что там еще? Надолго?»
«Минут на десять»
Он мне:
«Сиди здесь. Я сейчас....»
Говорил Жеглов:
«За какую-нибудь бумажку бандиты полжизни отдадут».
Сижу я, скучаю... Вдруг вижу на столе лежит бумага на условно-досрочное... И Васина фамилия... А рядышком с фамилией ... И кто был Вася в армии, и статья, по которой Василий чалился. Я и офигел!
«Леха! Вася нас покидает...»
«Молодец!»
«Еще какой! Мы-то думали, он сопли об шинель начальника вытер, а он разбойник!..»
«Да ладно...»
«И ладить нечего! Грабеж!..Да к тому же он не в стройбате прапором был, а в конторе комитетской...»
Если в лагере вся твоя история у тебя на груди написана: фамилия, отряд, статья, то здесь - на «химии», дело другое. Захочешь – расскажешь. А не захочешь, так никто пытать не станет. Можно, конечно узнать, а зачем? Я же говорил, эта «химия» блатная была. А мы-то гадали, кто так Васю приголубил, что он сюда попал. Родом он был из деревни. Родители его погибли, сам он ни чинами, ни титулами не блистал. Контора!.. Видать, нужный был кадр. Знать бы раньше, так сахарок в чае можно было для Васи по серьезному перемешивать... Но главное - Вася дождался своего УДо!
Прощай, Вася
Вася прощался.... Он принес пару бутылок водки и позвал Борисыча, Леху и меня... Мы сидели, вспоминали наши приколы. Смеялись... Все-таки немало вместе. Леха еще раз сбегал в магазин, потом еще... И вдруг Вася говорит:
«Хочу, чтобы у вас от меня память осталась. Саня, тебе вот браслет от часов... Леха, тебе мундштук. А это, Борисыч, тебе-е...»
И достает сверток. Борисыч оживился.
«Да вы чего, братцы?..»
«Бери-бери...»
Борисыч сверток развернул, а там - полный пакет навоза...
Прошло много времени.
Я захожу в художественный салон на Октябрьской - и вижу Васю...
Причем, я вижу, что и он меня заметил. Но виду не подал. Я, проходя мимо него, тихо сказал:
«Вася, привет!..»
Плечи дрогнули, но он не обернулся. Видать, контора ему новую биографию написала...
2015
«Хочу, чтобы у вас от меня память осталась. Саня, тебе вот браслет от часов... Леха, тебе мундштук. А это, Борисыч, тебе-е...»
И достает сверток. Борисыч оживился.
«Да вы чего, братцы?..»
«Бери-бери...»
Борисыч сверток развернул, а там - полный пакет навоза...
Прошло много времени.
Я захожу в художественный салон на Октябрьской - и вижу Васю...
Причем, я вижу, что и он меня заметил. Но виду не подал. Я, проходя мимо него, тихо сказал:
«Вася, привет!..»
Плечи дрогнули, но он не обернулся. Видать, контора ему новую биографию написала...
2015