Закончилась тушь, которой делаются рисунки, и надо идти в магазин покупать. Страшно подумать, а придется покинуть прохладное помещение.
К жаре привыкнуть нельзя. Хоть живешь здесь три года, хоть родился. Можно только приспособиться. Пей побольше воды, ходи по теневой стороне... А какая тут тень, когда солнце шпарит вертикально!
Я плетусь через небольшую площадь. Вокруг - ни души. Ни людей, ни собак, ни кошек... Даже птицы не летают.

Посреди площади сидит человек, прямо на раскаленных плитах. Я подхожу..
«У тебя все нормально? Помощь не нужна?»
«Нужна! Ты русский?»
«Русский, но чуть-чуть еврей...»
Тут так принято, если ты приехал из Эфиопии – ты эфиоп, если из Марокко – марокканец. А если из России – русский! Занятная история, уж не знаю, как другие, но приехавшие из России постоянно обижаются на то, что их русскими называют. А и вправду занятно, когда они жили в СССР, и их называли евреями, тоже обижались.
«Русский - это хорошо! Тут открылась русская комиссионка, и ты будешь мне переводить...»
«Они там знают иврит»
Говорил он это так, что мое мнение и желание по этому поводу не предполагалось. Что-то в нем было такое... Я даже не могу сказать, что... Вроде и одет, как все: майка, шорты, сандалии... Но что-то неуловимое, какое-то отличие от остальных израильтян, присутствовало. Может быть, взгляд? Черные, немигающие глаза смотрели пристально. В них читалась какая-то гипнотическая сила... Да и мне вся эта затея начинала нравиться. Своим рабочим временем я мог распоряжаться как угодно. Не сегодня, так завтра дорисую... А тут такая история занятная заваривалась. Русская комиссионка! Это - отдельная тема!
В начале девяностых, когда первые волны российских евреев потянулись на историческую Родину, законы для иммигрантов были драконовские. Каждой особи в руки полагалось по триста долларов. Не больше...Багаж – двадцать килограммов. Золото-бриллианты отменялись, вернее, допускались в малых количествах, и не старинных, на что должна была указывать справочка из минкульта. Нет, конечно, отправляли и грузовой багаж... Но пока он дойдет (если дойдет!), а жить надо было начинать сразу. Народ ехал ушлый. Это тебе не первая алия начала двадцатого века. Те плыли на утлых суденышках строить сионистское государство! Фанатики! На песке и малярийных болотах! Днем работали, ночью воевали...
Эти, теперешние, были не так наивны... Каждый «выезжающий» получал консультацию у «отъезжающего», что можно выгодно продать в Израиле, чтобы не бедствовать...Короче, «слепой дает совет глухому, как нужно нанести смертельный удар». Я слышал историю, как один предприимчивый гражданин советовал другому:
«Возьмете с собой пару нутрий, оформите в ветеринарной службе, как домашних животных»
«И что мне это даст?»
«Вы или слушаете, или задаете вопросы? Слушаете? Так слушайте сюда! Начнете понемножку их разводить... И постепенно обеспечите себе и своим детям безбедную жизнь»
«Вы думаете?..»
«Тут и думать не о чем? Ну, во-первых, это мех... А во-вторых, диетическое мясо... А в третьих... Вобщем, берите нутрий!»
Одни «коммерсанты» привезли , другие открыли комиссионный магазин. Здесь был самый необходимый товар для такой страны, как Израиль. Каракулевые шубы висели на вешалках. Такие дефицитные мохеровые шарфы просто лежали стопками... Нафталиновый запах кроличьих шапок щемил душу, напоминая о Родине и слезил глаза. Витрины пестрели кожаными перчатками разных цветов. Стояли хрустальные вазы и электрические самовары... В углу лежали две надувные лодки и подвесной мотор « Вихрь» Куйбышевского машиностроительного завода... Именно это и интересовало моего знакомого.
«Скажи им, что я хочу посмотреть эти лодки»
«Девочки! Господин хочет посмотреть лодки»
Продавщицы оживились.
«Скажи им, чтобы накачали»
«Девочки! Он просит накачать...»

Они переглянулись... В магазине этого сделать было никак нельзя, не хватало места. Мешали скрученные в трубочку ковры, занимавшие все углы небольшого помещения. Пришлось выволочь лодки на улицу и насосом накачивать. Они качали поочередно и поглядывали на потенциального покупателя. И не без причины, тот мог в любой момент включить «задний ход»,сказав, что передумал...
Жара постепенно начала спадать... А народ - собираться... Когда лодки приобрели форму, мой знакомый залез в одну из них. Сел, похлопал по зеленой резине, понадавливал округлившиеся бока, качнулся влево – вправо и попросил принести весла и мотор. Продавщицы были близки к обмороку.
Сделал несколько впечатляющих «гребков», он встал, гордо посмотрел на меня.
«Ну как?»
«Отлично!»
«Отлично? Беру!»

Мы жили в районе Далет, на окраине города, на первом этаже четырехэтажного дома. Район бедноты и наркоманов. За стенкой проживал торговец наркотой Цион. И днем, и ночью покупатели под нашими окнами стенали сиплыми голосами:
«Цион... Цион...»
Гонять их было бесполезно. В полицию заявлять – бессмысленно... Единственный выход – смириться и, по возможности, не реагировать. Относиться к этому явлению, ну-у, как к ветру, воющему у тебя под окном.
У нас была маленькая двухкомнатная квартирка с терраской. Кухонька, как пенал. Ширина полтора метра, длина метра три. Между «большой» комнатой и кухней - стена, которую я разрушил, чтобы хоть как-то увеличить площадь. В маленькой комнате жили дети, Асюня и Вовчик. А мы с Галиной – в «большой» кухне. Назвать это комнатой, даже после всяких моих манипуляций, все равно не получалось. Все стены были завешены нашими работами.
Пока мы добирались до дома, Шлома молчал... Я лихорадочно перебирал в голове темы, какие могли бы быть уместны в такой ситуации, и ни за какую из них зацепиться не мог.
Зашли в квартиру. Первым затянувшуюся паузу нарушил Шлома:
«А где здесь у вас холодильник?»
«..................................................?»
Я пальцем указал пальцем указал на холодильник. Он открыл дверцу и заглянул внутрь...
«А где борщ? Я знаю, русские готовят борщ!»
Самое смешное, что у нас в кастрюле, действительно плескался борщ. Настоящий!.. Краснодарский!.. Галина была специалистом...
«Налей мне борща...»
Все происходило в режиме сюрреалистического фильма. Никакой логики ( как мне тогда казалось), последовательности и объяснения его поступкам, просто не было... Он поел, попросил добавки. Еще поел... Процесс был презанятный... Шлома то смотрел в тарелку, то на картины. Туда-сюда. Причем, картины висели у него за спиной...
«Очень вкусный борщ! А чьи это работы?»
«Мои и моей жены»

Он встал, подошел вплотную к картинам и, не мигая, стал их рассматривать. Никаких вопросов, никаких эмоций... Молча... Переводя взгляд от одной работы к другой... Это продолжалось минут сорок. Вдруг его взгляд остановился на моей маленькой картинке, где был изображен человек, с палочкой в руке, как у экстрасенсов, такой согнутой буквой «Г», а в другой руке была веревка, к которой привязана маленькая лошадка на колесиках.
«Как называется эта работа?»
«Поиск выхода из аномальной зоны»
«Мне пора...»
«Пока...»

В дверь постучали. Это было довольно странно, мы никого не ждали. Шаббат!
Я открыл дверь. На пороге стоял Шлома. В руках у него была большая коробка и пакет. Он поздоровался, зашел и посмотрел на холодильник...
Я:
«Борщ?..»
Тут впервые он засмеялся...
«Нет, мы сегодня будем жарить мясо!»
И поставил на стол свою коробку...
С недавних пор по телевизору рекламировали такой прибор, где при помощи горячего воздуха можно готовить всякую еду. Аэрогриль... Вот его-то и принес Шлома.
Из пакета он достал какие-то куринные крылышки, бедрышки, грудки... Тут же появились всякие приправы. Помидоры и зелень... Просто скатерть-самобранка! Шлома быстро нашпиговал мясо, засунул все это в шайтан-машину...
После вкусной еды он опять начал рассматривать картины. Точно так же, как и день назад, молча. Стоит напротив работы и смотрит. Не рассматривает, не скользит взглядом по картине, а в упор... Сканирует. Так смотрят на горящую свечу, дым или ручей.
«Ну , мне пора...»
«А свою волшебную машинку?»
«Это я вам принес, она теперь ваша! Подарок»
«Нет! Это слишком дорогой подарок»
«До свиданья... Хорошей недели...»

Шавуа тов! Хорошей недели! Так обычно желают друг другу удачи на предстоящие трудовые будни. А неделя начинается в воскресенье.
Страна оживает. Машины, автобусы, трейлеры носятся туда-сюда. На центральной автобусной станции столпотворение солдат, возвращающихся в свои части. Открываются магазины и магазинчики. Хозяева этих маленьких забегаловок вытаскивают на улицу столы, стулья. Раскрывают зонтики от солнца. На углу улицы стоят грузины, вернее, горские евреи. Они ждут клиентов. Кому чего надо перевезти. Это их бизнес. Курят, пьют кофе, шумят, ругаются... Короче, неделя начинается. Я прихожу в музей, захожу к Ювалю, беру задание и иду в мечеть, на свое рабочее место. Тут уже сидит Иешуа, старый итальянец, который много лет работает здесь. Что-то ремонтирует, клеит-пилит. Он умеет все. Потом приходит Иосиф - выходец из Венгрии. Он занимается примерно тем же, чем и я. Но, по большей части, рисует карты раскопок. Мы обсуждаем новости, выпиваем по чашечке кофе, над которым колдует Иешуа, и приступаем каждый к своему делу.
Я рисую какие-то медные монеты, скрупулезно передавая все рытвины и царапины. Меня всегда удивляло, зачем нужно тратить столько сил и времени на такую работу? Проще сфотографировать. Но, почему-то, рисунок считается точнее, и только рисунок используют в толстенных фолиантах по археологии. После полутора часов работы решаю навестить своих друзей. Это Эдик и Миружан.

У Эдика небольшой магазин книг и видеокассет. Он расположен совсем близко от меня. Рядом с русской комиссионкой(!)... Эдька – замечательный парень. Веселый, добрый, умный... Про кино знающий все. Про кино хорошее... Когда он начинает анализировать какую-нибудь новинку в этой области – заслушаешься! Просто «Кинопанорама». Он, кстати, и внешне очень похож на одно время ведущего эту программу Эльдара Рязанова. Эдька - не из тех знатоков, которые молотят, как дятел, ему очень нравится послушать и другие мнения. А слушать он умеет, подопрет подбородок ладонью, нижнюю губу вперед выставит, брови сдвинет - точная копия Рязанова. Посидим, поболтаем... Иду дальше... Спускаюсь по узким улочкам к Миружану.

Миружан - это особая статья! Если с Эдькой мы были знакомы с 90-х, то Миружан появился на несколько лет позже.
Он приехал из Казахстана. Огромного роста, с широченными плечами и квадратной головой. Миружан был заслуженный мастер спорта не то по баскетболу, не то по волейболу. По приезду его сразу подхватила команда университета Бен Гуриона. Миружан еще плохо знал язык и местную ментальность, но зато смыслил в спорте. За несколько месяцев вывел сборную университета на одно из ведущих мест по стране. И все сложилось бы замечательно, если бы он на тренировке не отвесил пендаль одному студенту из команды. Я же говорю – ментальность! Студент во время тренировки пошел попить. То есть команда играет, а он захотел пить... И пошел... Миружан:
«Ты куда ?»
«Хочу пить!»
«Встал на место! Будет перерыв, все пойдут!»
А тот, то ли не понял, то ли и не собирался понимать – пошел. В два прыжка Миружан оказался рядом и долбанул ему ногой по заднице.
Карьера тренера была прекращена.
Слонялся бедный Миружан по городу в поисках места. Туда-сюда... И забрел в старом городе в какую-то контору. Зашел к хозяину и на плохом иврите начал объяснять ему, что ищет работу. Тот ничего понять не может, зовут переводчицу. Дама объясняет причину посещения. Хозяин пожимает плечами и отказывается... В это время в кабинет вваливаются три мужика и в грубой форме начинают наезжать на начальника. Переводчица в ужасе, хозяин белый, Миружан ничего не понимает... А те еще агрессивнее, еще напористей... Миружан из всего иврита знает несколько слов, в том числе и слово «деньги». Вот это знакомое слово все время и фигурирует в грозных речах трех посетителей. Миружан - к переводчице:
«Чего они хотят?»
«Деньги...»
«Деньги – это я понял... За что?»
«Не знаю, о какой-то крыше говорят...»
«Какой крыше? Они что крышу ему делали?»
«Нет... Какую-то другую...»

Тут Миружан соображает, что это рэкет. Да-да, в Израиле с приездом выходцев из России такое явление тоже появилось. Он на русском языке посылает их... Те артачатся и начинают блатовать, как могут. Один вытащил нож, другой дубинку... Короче, Миружан легонько махнул - и три злодея оказались на улице.
Хозяин:
«Все! Для тебя есть работа!»
«А чего делать?»
«Приходи, садись на стул, пей кофе...»
Так Миружан был пристроен к делу. Я заходил к нему. Сидели, обсуждали новости, смеялись. Он был добрый и отзывчивый парень. Иногда по субботам брали «Казачок» (была такая дешевая водка), шли в парк, ложились на траву в тени под эвкалиптами, выпивали и вспоминали...
К концу рабочего дня появился Шлома. Я даже не удивился... Скажу больше, я его ждал...

Когда в восемнадцать лет я угодил на « цугундер», повстречался мне один дядечка, тогда мне казалось – дядечка. А было ему лет тридцать с небольшим. Звали его Николай... И был тот Николай рецидивистом. Большая часть жизни прошла у него « за забором». Что уж его привлекло во мне, не знаю. Может быть, когда он начинал свой славный путь, не подвернулся ему толковый наставник? Короче говоря, взял он надо мной шефство. Учил уму-разуму, «каторжной науке». И часто говорил:
« Ты, Саня, здесь пассажир случайный. Не впрягайся никуда. Обидят словом или взглядом – бей в рожу. Но сам никогда никого не унижай. Тебе по жизни будут встречаться люди разные. Кто-то симпатичен, кто-то не очень. Близко не подпускай. Но никогда никого от себя не отталкивай. Потому, как тот, что «не очень», может оказаться еще как «очень»!»
Так оно и получалось много раз. Хотя была у меня и своя «мерка». Когда я встречался с кем-нибудь в первый раз, то по внешним, визуальным признакам пытался вспомнить кого-нибудь, кто из моих знакомых был просто похож. Визуально. И ни разу не ошибся! Оказалось, что внешнее сходство влияет и на схожесть характера. Вот тебе и «мать-природа», которая никогда не повторяется!..
Со Шломой была проблема. Я никак не мог его идентифицировать хоть мало-мальски с кем-нибудь из галереи образов, мне ведомых. Это был новый персонаж в моей коллекции. И, надо сказать, очень яркий.
Грань между гениальностью и сумасшествием была практически неуловима. Его импульсивные поступки не поддавались анализу.
Мы заехали в кафе, дети захотели толченного льда с сиропом. Шлома покупает им по большому стакану. На стойке в стеклянной вазе торчат трубочки. Продавец втыкает по одной в это крошево и дает детям. Они сидят и медленно сосут коктейль. Сидят долго...

Я говорю:
«Хватит уже... Оставьте вы эту муляку. Мы тут до ночи сидеть будем»
Шлома срывается с места, подлетает к стойке, хватает все трубочки в обе руки, подбегает к нам и еле всовывая их в два стакана, дает Асюне и Вовчику...

В то время, о котором идет речь, Беер Шева был городок маленький. Ну, не то чтобы совсем... Небольшой. Где все друг друга, если не знали, то встречали не раз...
После очередной «посидушки» у нас дома, вышел я проводить Шлому до машины. Он показывает мне на дом рядом с нашим и говорит:
« В этом доме живет одна моя хорошая знакомая, она тоже из Москвы приехала»
« Да?.. Как ее зовут?»
«Бэлла...»

...А это моя сестренка! Любимая!
Белик всегда была существом воздушным. Красива, умна, весела и добра... Недостатка в поклонниках не испытывала никогда. Помню, мне было лет тринадцать... Куда бы я ни шел со своей старшей сестрой, всегда находился какой-нибудь хлюст, который пытался «клеиться» к ней. Я шел рядом и исподлобья поглядывал на навязчивого кавалера. И думал: если он только попробует ее обидеть - просто убью...
В Израиле все было так же. . Периодически возникали какие-то поклонники. Я статистику им не вел. При всех своих милых качествах, Белик относилась к тем женщинам, которые могут «отшить» любого навязчивого господина, если их что-нибудь не устраивает.
Некоторое время назад, еще до нашего знакомства со Шломой, ко мне в музей зашел папа. Такое происходило довольно часто. То просто проходил мимо, то нужно было отксерить какие-нибудь бумажки... Мы сидели, болтали о том-сем, пили кофе ( этот ритуал в Израиле просто вместо «здрасте». Как говаривал мой двоюродный брат: кофе - это еврейский бензин, не попьют - дальше не поедут). Потом папа шел дальше, по своим делам. В этот раз он был как-то особенно возбужден. Я:
« Ты чего такой электрический ?»
« Вчера к нам приходила Бэллочка...»
« Так хорошо...»
« Не одна...»
«Еще лучше!»
«Лучше? Оно может быть и так, только кавалер у нее больно уж странный!»
« Странный? Да у нас все с чудиной...»
«Этот особенный! Сначала было все нормально. Познакомились. Имя какое-то затейливое... Как называется лямка на ремне? Шлемка? Посидели за столом... Потом они стали собираться. Бэллочка перед зеркалом подкрасила губы. Вдруг ее новый знакомый вырвал у нее помаду и тоже накрасил губы...»
« Круто!.. Ну, и что дальше?»
« Так и пошли...»
« Круто!»
Эта история всплыла у меня в памяти, и я уже точно знал, кто был этот оригинал.

Приближался Новый год.. Год Собаки.
Для Израиля этот праздник - никакой. Эту традицию - пить всю ночь, гулять и веселиться, поддерживают здесь только выходцы из СССР. На государственном уровне – полный игнор. Они даже не совсем понимают, с чем связано такое веселье? И только одно мало-мальски убедительное объяснение, что после 31-го декабря 1993-го года 1-го января наступает календарный 1994-й, примиряет их с этим невнятным праздником. И когда в первый день нового года наш народ приходит на работу невыспавшийся, помятый и дышащий перегаром, это не вызывает особых нареканий.
Единственное место в Израиле, где Новый год отмечают на уровне города - Эйлат. Самый Юг, где нос страны упирается в Красное море, где границы трех государств сходятся в одной точке, куда съезжаются гости со всего мира, и всю ночь салют раскрашивает небо и море...
Шлома предложил встретить этот Новый год именно там!
« Я поеду на день раньше, все приготовлю, а за вами приедет машина 31-го, где-нибудь часиков в шесть. Три часа дороги... То-се... Часов в девять-десять приедете... И начнем...»
Для нас это было настолько неожиданно и заманчиво, что отказаться не хватало сил. Да, честно говоря, оно и не получилось бы. То, что предлагалось Шломой, не подразумевало возражений. Для того, чтобы сориентироваться и сообразить, как это будет, я спросил:
« А где мы будем все это отмечать? И ночевать?»
« На берегу... А ночевать у меня на яхте...»
«......... ............»
Уже смеркалось. Машина подвезла нас к самому крайнему восточному пляжу Эйлата, метрах в ста от Иордании. На песке стояли столы, на елке горели разноцветные лампочки... Ну-у, не на елке,на пальме... На столах шампанское и фрукты. Между столами бегал Шлома и кричал на организаторов. Кричать - это в Израиле нормально. Если ты не знаешь специфики менталитета, то может показаться, еще секунда - и польется кровь. На самом деле, это всего лишь способ общения, когда ты хочешь получить «свое», а его нет.
« Где еда? Я тебя спрашиваю!... Где-е?»
« Должны привезти...»
« Должны привезти были час назад!»
« Сейчас, сейчас... Я сейчас все улажу...»
« Я сам сейчас все улажу! Садись в машину! Поехали к вам в офис! Алекс, ты поедешь?»
Это уже ко мне. Я:
« Возьми с собой Галину и Вовчика, а мы тут с Асюней побудем... Шампанское надо опробовать, а то вдруг несвежее!»
Они умчались, а мы с дочерью стали ходить по берегу туда-сюда. Вдруг, я даже не услышал, а почувствовал, что из темноты к нам что-то приближается.
« Асюня! Иди сюда...Тихонько... Не беги...»
К нам приближалось существо - не то лев, не то медведь... Медленно, тяжело ступая по хрустящим ракушкам... Прямо на нас... Глядит в упор. Башка огромная. Лапы толстенные.

Бежать некуда, сзади море, кругом пусто. Да и как от такого убежишь?
Я толкнул Асю за себя и приготовился...
Это оказалась собака. Но что за порода? Я таких ни до ни после не видал. В холке, где-то метр двадцать – метр тридцать. Лбина широченная. Лапы толщиной с человеческое бедро. Грязно-желтая шерсть...
Она медленно подошла, обнюхала нас и легла в ноги. Мы выдохнули... Я взял со стола кусок хлеба и дал псу. Потом тоже самое сделала и Асюня. Мы сели рядом и начали гладить псину, а она не проявляла никаких эмоций. Ни радости, ни недовольства... А потом так же точно, как пришла, медленно растворилась в ночи. Я говорю:
« Ася! Что это было?»
« Год Собаки приходил...»
Веселились часов до трех, пока дети не захотели спать...
Где-то далеко, в гостиницах играла музыка, взлетали фейерверки. А вокруг нас - никого. Только море... Правда, один раз к нам подъехала патрульная машина с пограничниками. Они поинтересовались, что мы тут делаем.
« Новый год отмечаем! Присоединяйтесь!..»
« Поздравляем! Если потребуется какая-нибудь помощь, наш пост рядом...»
« А что это у вас тут за собака огромная ходит?»
« Мы сами не знаем. Иногда приходит из Иордании... Потом уходит...»

Когда Шлома еще в Беер Шеве сказал, что ночевать будем на яхте, я как-то не особо придал этому значения. А напрасно! Мы действительно ночевали на его собственной яхте в открытом море! Галина с детьми расположились в каюте, мы со Шломой – на палубе.
Когда вернулись в порт было уже светло. Сойдя с трапа, на носовой части борта яхты я увидел название судна. «Бэлла»...
Ближе к обеду погода стала стремительно портиться. Со стороны Египта наползало что-то страшное. Трудно было понять - не то песчаная буря, не то просто буря. Темнело и грохотало... Я предложил сваливать, пока не началось...
Как серфингист на волне, мы неслись по дороге в Беер Шеву. Дождь стеной несся за нами в нескольких десятках метров.
А дожди в пустыне - это особая статья. Десять минут - и абсолютно сухая земля превращается в бурлящий поток грязи, камней, колючек... Напор такой, что легко может снести танк. Цунами!
Мне довелось однажды попасть посреди пустыни в песчаную бурю. Ощущение космическое!... Я не сразу понял, что происходит. Сначала какая-то звенящая тишина. Днем здесь не особо шумно. Даже птицы не щебечут. Всякая живность по норам прячется. Жара... Но, все-таки, какие-то звуки существуют. А тут - полная тишина. Смотрю вдаль и вижу, как пропадают дальние холмы. Только что был... Оп, и еще одного нет. Потом следующий... Мираж? Галлюцинация? И вдруг до меня дошло, что ко мне приближается стена песка. От земли до неба... Буря! Я только успел сесть на корточки и накинуть на голову куртку. Удар был такой, как будто меня треснули доской...
Но это так, к слову, а сейчас мы летели по дороге в направлении Беер Шевы и на какой-то момент сумели оторваться от несущейся за нами стихии. Машина мчалась со скоростью бешеной. А машина была наша советская « девятка»! Складывалось ощущение, что она,бедная, сейчас рассыплется на атомы.
Как-то я спросил Шлому:
« А почему у тебя эта модель? Купил бы немецкую или японскую»
« Ты видишь эти шурупы?»
« Ужас!..»
« Их можно ввернуть только в железо. А все японские машины сделаны из пластмассы...»
« ?»

Машину трясло и подбрасывало. Вдруг резкий тормоз. Я чуть не вылетел через лобовое стекло. Шлома выскакивает из салона и несется в пустыню. Что-то там поднимает, бежит обратно. В руках у него кусок резинового шланга. Он швыряет его в багажник, и мы рвем с места...
Но уйти от бури не удалось. Она обогнула нас и ударила в лоб. Еще не во всю силу, но было понятно – мы попали. Ехать быстро стало опасно, да и смысла уже не было. Машина медленно катила вперед, пока военный патруль не перекрыл дорогу.
« Дальше ехать нельзя! Поворачивайте назад! Через пару километров будет поворот направо. Там, в кибуце,поедите и переночуете... А когда все стихнет и очистят дороги, продолжите движение»
Мы так и сделали. В кибуце нас отвели в столовую и выделили домик.
« Ночуйте, постельное белье в шкафу, а утром приходите завтракать. Правда, есть одна проблема. В туалете сломался сливной бачок, вода не наливается...»
Тут Шлома достал из багажника подобранный шланг. Его длины как раз хватало, чтобы один конец натянуть на кран умывальника, а второй засунуть в бачок...

Уже который раз, когда Шлома приходил к нам домой, начинал внимательно рассматривать картины. Молча. Без всяких вопросов. Стоит и смотрит...
Пьем кофе с бурекесами (это такие слоеные пирожки). Вдруг, без плавного перехода, встает, подходит к картинам и смотрит... Постоит минут пять и опять присядет за стол. Мы уже привыкли к его импульсивным действиям, которые не подчинялись никаким законам логики. Но, видимо, был какой-то другой закон. Потому что потом все выстраивалось « в елочку». Мистическим образом... Все можно было бы списать на совпадение, но как-то слишком часто это происходило. Взять хоть тот же случай со шлангом...
Однажды я спросил его:
« Шлома, а скажи мне, если это не коммерческая тайна, как ты заработал такие деньги? Контрабанда оружием или наркотики?»
« Биржа! Играю на бирже! Я просто чувствую, что, где и когда будет расти, а что падать»
« Как? Ты финансист? Банкир?»
«Нет. Когда-то я довольно долго работал в Моссаде. После одного неудачного случая оказался в коме, ни живой – ни мертвый. Лежал в клинике... Не мог разговаривать... Потом постепенно жизнь победила. И появилось вот это... Чувство... Я не могу объяснить, как это происходит... Просто знаю, что это так»
« Занятно...»
« Я тебе рассказал, откуда у меня капитал, а вот почему у тебя его нет?»
« Не умею играть на бирже...»
« А тебе и не надо! Вот твои картины... Я мало понимаю в живописи, но чувствую - это огромные деньги!»
« Возможно... Когда-нибудь... Потом...»
« А чего ждать? Что нужно делать, чтобы это «потом» наступило сейчас?»
« Везение...»
« Тебе уже повезло, ты встретил меня. И мы стали друзьями. Повторяю вопрос!.. Что нужно сделать, чтобы толкнуть первый камень? А дальше - как камнепад... Делать выставки? Передачи по телевидению? Каталоги?»
« И это тоже. Но самое главное: такими вещами должен заниматься профессионал именно в этой области. Он должен знать «акул» арт-бизнеса – коллекционеров, директоров известных музеев, авторитетных искусствоведов, организаторов аукционов.... И его должны знать. Это целая индустрия. Ты знаешь, на каком месте по доходам находится арт-бизнес? Чуть ли не на втором... Максимум – третьем»
« Так давай этим и займемся!»
« Вот работы, займись... Деньги поделим... Я куплю себе шикарный костюм с отливом, и в Ялту!»
« Чего? Что такое « ялта»?»
« Не бери в голову. Это так в одном кино главный герой говорил , мечтая о больших деньгах»
Шлома озадачился этой темой не на шутку. Он приволок фотографа, отснял работы. Начал носиться по галереям Иерусалима, Тель Авива, Хайфы. Приезжал к нам вечером и рассказывал о своих встречах. Все это больше походило на какую-то военную операцию. Стратегия и тактика менялись местами в зависимости от ситуации. Иногда Шлома внимательно слушал хозяев галерей, а порой его «срывало», и тогда слушали они. И робко соглашались...
« Я все понял... Этот надо делать не тут. Нужна Америка! Все это надо начинать там. А когда придет признание там, то и в Израиле хватит богатых людей... У меня есть очень влиятельный товарищ в Канаде. Он сам к искусству отношения не имеет, но вокруг него, несомненно, имеются нужные люди. Я ему позвоню...»
Через пару дней Шлома сообщил, что нам надо лететь в Канаду, что нас там ждут. Но у меня на это время были свои планы. Я стосковался по своим друзьям в России, и рвался туда.
« Алекс! Это серьезное дело! Все организуем, договоримся, а потом поедешь к своим друзьям водку пить»
« Нет! Я поеду пить, а ты в Канаду...»
« Хорошо. Оставь мне связующий телефон»

Я уже больше двух недель духарился в Москве. Несколько небольших картин, которые удалось тихонько провезти через российскую таможню, удачно продались. Денег хватало и на друзей-товарищей, и отвезти в Израиль.
После нашего отъезда из СССР прошло уже почти пять лет, но моя мастерская на Авиамоторной, как музей, находилась в девственной неприкосновенности. Мой друг и коллега «по цеху», Толя Астахов, закрыл ее в августе девяностого, когда меня провожали в последний путь, и никого туда не пускал. А в 90-м для уезжающих из России это был действительно последний путь. Возврат не предполагался. Помню, за несколько месяцев до моей эмиграции, мы сидели на кухне в мастерской, приехав после кладбища, и поминали нашего друга. Я сказал:
« Вот сидим мы, поминаем Витьку, а кто-то следующий...»
Следующим был я. Меня провожали точно так же. Точно такие же поминки. Только покойник был еще не совсем мертвый. А все остальное, как под копирку. Скорбные речи друзей, слезы подруг ...
Так, можно себе представить, какая была встреча!..
Дверь в мастерскую не закрывалась. Люди приходили, уходили, опять приходили...
Я лежал у себя в комнате, наивно пытаясь отдохнуть, как вдруг влетает Анатолик.
« Саня! Там кто-то звонит и на непонятном языке что-то вещает... Понять - что, нет никакой возможности. Только несколько раз твоя фамилия фигурировала. Подойди...»
Звонил Шлома:
« Алекс? Еле дозвонился! Через два дня ты должен быть в Израиле. Я сегодня вылетаю из Торонто. Наши дела прекрасны! Я встречался с очень влиятельными людьми в арт-бизнесе. Показывал фотографии твоих работ. Они в восторге... Предлагают провести серию выставок и передач по центральным каналам. Все будет окей!»
« У меня билеты обратно через неделю...»
« Давай я перебронирую на завтра»
« Да ладно тебе. Днем раньше, днем позже...»
« Не скажи...»
Шлома, как в воду глядел.
Я прилетел в Израиль, и первое, что мне сказали – со Шломой беда.

Как только он вернулся, заехал к Галине и рассказал ей о своей удачной поездке.
« Надо готовить работы к отправке. Застраховать картины. Упаковать в ящики... Дел много. Алекс приедет через несколько дней, тогда и займемся. А я как раз отдохну. Что-то устал...»
А через два дня его увез амбуланс(скорая помощь). Случился приступ.
Я был в шоке. Не потому, что сорвалась вся эта затея, а потому, что из-за меня Шлома оказался в сумасшедшем доме.

В палате было четыре койки. На них безучастно лежали четыре существа. В их стеклянных глазах отражалась люминесцентная лампа на потолке. Я не мог найти Шлому. Ходил от кровати к кровати... Наклонялся, разглядывал... Их глаза смотрели сквозь меня, куда-то далеко-далеко... Вдруг шепот:
« Алекс...»
Я обернулся туда, откуда был звук. Абсолютно черное лицо... Никаких эмоций... Мертвые глаза... И только губы шевелились:
« Алекс...»
« Шлома! ... твою мать( по русски)! »
Я сел на кровать, взял его руку. Она была ледяная. :
«Шлома! Прости, ты меня... Прости...»
Он молчал и глядел в потолок. Только глаза заблестели еще больше...
Сидеть рядом далее у меня не было сил. Начало подташнивать. Я вышел в коридор. Мне навстречу шел врач. Поглядев на меня, сказал:
« Что случилось? Тебе нехорошо?»
« Нехорошо... Он из-за меня здесь...»
« Кто?»
«Шлома»
«Шлома??? Ты к этому не имеешь никакого отношения. Шлома уже давно находится у нас на учете. И мы знали, что такое может произойти в любой момент. А ты ему кто? Друг?»
« Друг? Близкий товарищ...»
« Ты обратил внимание на его удивительные способности чувствовать, предвидеть...»
« Да»
« Так вот, эта способность и безумие - звенья одной цепи...»
« Как долго он может быть в этом состоянии?»
« Долго! Болезнь прогрессирует...»
Я обошел врача и поплелся по коридору...
« Да!.. И вот что еще... Не приходи сюда. Мы не знаем, понимает он что-то или нет, но знаем точно – всякий внешний раздражитель, положительный или отрицательный - для него стресс...»

«Сумерки-время судьбы... Линия жизни делает изгиб, и на небе появляется тринадцатый знак зодиака»
из книги «108 дыханий ветра»
Кин А Черг

За эти пять лет, что прошли после описанных выше событий, в моей жизни изменилось все. Место проживания, семейное положение, статус...
Я вернулся в Москву, развелся с Галиной и стал человеком без определенного места жительства. Единственное, что меня держало на плаву, это водка и работа. Две вещи несовместные. Но как-то совмещались... Одно помогало не свихнуться, другое – не оскотиниться.. Хоть в такой форме, а жизнь продолжалась. Как хватило здоровья – непонятно. Но, как говорится – если не помер, будет жить!
Под напором друга детства Николаши, бросил пить. Саня Поляков позвал меня к себе жить. После мастерской в подвале, где приходилось существовать, даже, когда прорывало канализацию, однокомнатная квартира в Чертаново, с ванной, кухней и балконом, казалась царскими палатами. С утра я ездил в мастерскую , а вечером мы с Саней и Потапом - огромным псом, шли гулять в Битцевский парк.
Январь двухтысячного года стал переломным в моей судьбе. Два события, произошедшие практически в один день, изменили дальнейший ход жизни.
Первое - трагическое.
Убили Толю Астахова. Хоть в последнее время наши отношения были не столь безоблачны, но более близкого человека на тот момент у меня не было.
За день до его смерти произошла странная история...

Я работал в своей комнате. Зашел Толя... Перед этим мы с ним повздорили... Остановился за моей спиной. Стоит - сопит...
« Саня! Прости меня за все...»
Я, не поворачиваясь:
«Да ладно... Все нормально...»
«Ты меня не понял. Я не извинения у тебя прошу... Прощения...»
Меня качнуло. Пьяный, что ли? Обернулся... Нет, трезвый. Стоит и смотрит прямо в глаза. Что было для него не свойственно. И лицо, как у ребенка... Растерянное...
Я обнял его.
«Анатолик! Что ты? Да я на тебя никогда не обижался!..»
«Спасибо!»
И вышел...
Второе событие - встреча с Танюшей. Эта встреча произошла в тот же день, когда погиб Толя. Только я этого еще не знал...

Мы с Танюсиком жили вместе уже несколько лет. Все предыдущие перипетии и изгибы судьбы канули в лету и, скорее, напоминали какую-то прочитанную книгу, чем собственную жизнь.
Раздался телефонный звонок. Голос моей сестры Бэллы:
«Папа упал и сломал ногу... Он в больнице...»
Когда я приехал, его уже перевели в реабилитационный центр, который находился рядом с больницей «Сорока». Такое длинное, трехэтажное здание. На первом этаже размещался бэйт авод - дом престарелых. На втором – та самая реабилитация, а третий был предназначен для людей, которые уже не могли ни ходить, ни сидеть, а только лежали. Отсюда они уже улетали на небо...
Я приходил к папе каждый день. Если он завтракал, ждал в холле.
У меня тут появилась одна экзотическая знакомая. Не то медсестра, не то врач.

Эта была абсолютно черная, до синевы, девушка. Кажется, из Сенегала. Такая точенная африканская статуэтка.Когда это чудо природы шло по коридору в голубом халате с подведенными синим перламутром глазами, у меня всегда закрадывалось подозрение, что где-то недалеко, за домами, ее ожидает НЛО. Какая-то инопланетная красота.
Она подсаживалась ко мне, принося на подносе какие-то бисли(сухарики) и стакан сока. Мы почти не разговаривали. Она знала, что я прихожу к отцу, что приехал из Москвы, а я, что она его лечит и наблюдает...
Две-три ничего не значащих фразы:
«Как дела?»
«Что нового?»
Так и сидели молча,пока папа засовывал в карман котлету и хлеб, чтобы сынок его не был голоден. Я говорил ему:
«Прекрати это! Я не буду есть!..»
Но все было бесполезно. Каждый раз он что-нибудь приносил... Даже приноровился в медицинскую, резиновую перчатку запихивать гарнир. Вот она, отцовская любовь, не видящая берегов.
Потом мы гуляли вдоль улицы. Или переезжали на другую сторону дороги, и я, толкая коляску с папой, заезжал на территорию больницы. Там были красивые лужайки, где я садился на траву в тени эвкалипта, и мы болтали о всяком-разном.

Однажды мы не поехали на лужайку, а сидели около входа в здание. Рядом расположились и другие больные, к которым пришли их родственники всем табором.
Меня всегда поражали эти массовые походы. Даже, скорее всего, не поражали, а вызывали странное смешение чувств. Дети, дяди, дети детей, внуки,правнуки... С одной стороны, нормальный поступок -навестить родного человека, с другой – что-то в этом походе было нездоровое, какое-то «народное гуляние». Старушки, к которым пришла вся мишпуха, безучастно сидели и смотрели отсутствующим взглядом на своих правнуков, а те, шумные-гамные, носились между инвалидных колясок, бросались друг в друга пустой пластиковой бутылкой, не обращая внимания на других посетителей, которые тоже пришли к своим близким. Их родители грызли семечки, хрустели поп- корном, запивая все это Кока- Колой, громко спорили , снизят ли стоимость за воду, какой курс доллара к шекелю ожидается в следующем месяце, за кого нужно голосовать на приближающихся выборах... Тут же сидел внук в военной форме с автоматом на коленях и усердно поедал фалафель в пите.
Жизнь продолжалась...
И вдруг среди этой пестрой публики я увидел Шлому. Он сидел на лавочке один.
«Па, смотри, Шлома!»
«Похож...»
«Да я тебе точно говорю! Он!..»
Мы подъехали к нему.
«Шлома! Здравствуй! Узнаешь?»
«Алекс!»
«Вот это встреча! Ты что тут делаешь? Пришел к кому-то?»
«Я здесь живу...»
Теперь, когда я приходил к папе, заходил за Шломой. Приглашал его пойти погулять вместе. Но он как-то без особого энтузиазма относился к этим моим предложениям. То ссылался, что хочет спать, то ему надо к врачу... Вообщем, было понятно: его мой почин не вдохновляет. Я и перестал проявлять инициативу. Иди-знай, что у него на душе?
Как-то раз мы с папой опять сидели рядом с этим домом скорби. Вдруг вышел Шлома и прямиком к нам.
«Алекс, а помнишь, та картина, на которой человек с согнутой палочкой искал выход из аномальной зоны?»
Я даже растерялся...
«Шлома!..»
Он покачал головой и ушел...
Папина реабилитация закончилась. Мы его забрали домой. Особенно далеко он уже не ходил. Только рядом с домом или сидел во дворе. Я вернулся в Москву... И написал еще одну картину, где человек идет с согнутой палочкой и за собой везет лошадку на колесиках.
Папы не стало через несколько месяцев. Мне позвонили и сказали, что он хочет меня видеть. Я помчался в Израиль. В аэропорту была очередная забастовка водителей автобусов. Я увидел экскурсионный автобус, встречавший туристов. Подошел к шоферу.
«Послушай, ты куда везешь туристов?»
«А тебе зачем?»
«У меня с отцом беда. Он в больнице в Беер Шеве. Хочет меня видеть. А все автобусы стоят. Только ты»
«Я везу их в Арад. Знаешь, я довезу тебя до развилки , там сверну. До Беер Шевы километров пятнадцать будет. Поймаешь кого-нибудь»
Пока мы ехали, я все на часы смотрел... Тогда шофер говорит.
«У меня друг в Беер Шеве живет. Я ему сейчас позвоню. Он тебя будет на развилке ждать»
Когда я вбежал в палату, папа еще был жив. Он уже ничего не говорил, но меня увидел и кивнул.
Ночью его не стало.
Белик рассказывала, как он меня ждал. Папа еще мог говорить.
«Вы Саше звонили? Он уже вылетел? Когда должен прилететь?»
И все смотрел на часы, висящие в палате...
Через день, после похорон, я взял картину, что привез с собой, и пошел к Шломе.
«А в какой комнате живет Шлома?»
«Он умер два дня назад...»
«Скажите, вам эта картина нравится?»
«О-о-о!..»
«Это мой подарок вашему хоспису»